Тракселю показалось, что и сейчас Хуггенбергер, этот гнусный тип, ухмыляется. Согласившись, что «порядок должен быть», он поставил протез перед шкафом и показал на другие, не менее грязные ботинки.
Не находя слов, чтобы ответить на подобную дерзость, Траксель отвернулся. Да ему бросили вызов, осмеяли, унизили! Так хотелось Тракселю кинуться на Хуггенбергера с кулаками, вышвырнуть его вон…
Он удрал в душевую. Убирая пустые флаконы из-под шампуня, заметил, что у него дрожат руки, вовремя не среагировал на просьбу клиента принести ему минеральной воды, никак не мог вспомнить, зачем пришел в аэрарий, рассеянно спросил, все ли в порядке, и принялся перекладывать с места на место газеты, подбросил в камин дров, хотя пламя и без того горело ярко, потом с абонементом Хуггенбергера в руках вернулся в холл. В абонементе оставалось только два свободных поля.
Когда рядом с ним оказалась жена и, заметив, как он бледен, с тревогой спросила, уж не заболел ли он, Траксель закричал, что так дальше продолжаться не может, что Хуггенбергер губит не только его дело, что он и его самого вгоняет в гроб…
— Это он в меня метит, этот субъект!
Траксель живописал инцидент всем и каждому, и все сходились на том, что этот субъект ведет себя непростительно нагло.
— Ему бы спасибо сказать, что его здесь терпят, — говорили клиенты. — Мы и так достаточно долго входили в его положение.
— Был бы он по крайней мере опрятным, — подливал масла в огонь Траксель.
— В том-то и дело, — подхватывали клиенты. — Если человек неопрятен, то он ничего из себя и не представляет. Этот тип своим поведением отравляет атмосферу в сауне, восстанавливает друг против друга друзей и знакомых.
Клиенты доказывали самим себе и Тракселю, что они и так достаточно долго проявляли терпение; их поражает беспомощность Тракселя — на его месте они бы давно и недвусмысленно намекнули Хуггенбергеру, что ему следует сменить сауну, вернули бы ему деньги и не стали бы пускаться с ним в долгие объяснения.
— С людьми нечистоплотными, с людьми, не соблюдающими порядок, церемониться нечего! — говорили они.
Нет, они ни в чем не упрекают господина Тракселя, но он хозяин и обязан знать, как поступать в подобных обстоятельствах.
По чистой случайности два клиента, записанные на массаж на среду после обеда, не пришли, и Траксель, слегка простывший, смог попариться в сауне в приятном, как он выразился, обществе: группу, посещавшую сауну по средам, он ценил особо. По чистой же случайности как раз в то же время пришел в сауну и Хуггенбергер.
Траксель подремывал в комнате отдыха, когда услышал из душевой звон разбившегося стекла и вспыхнувший на высоких нотах спор.
— Уму непостижимо, как это нормальный человек настолько глуп, что не понимает: стеклянным бутылкам не место в душевой, — кричал кто-то.
Траксель, оцепенев, стоял в дверях душевой и, отводя глаза, терпеливо выслушивал упреки и нарекания, потом сказал:
— Сейчас все будет убрано!
Хуггенбергер, зажатый в узком проходе между бассейном и калорифером, голый, как и все остальные, одной рукой опирался на перила и испуганно смотрел то на усыпанный осколками узкий проход, где растекшийся шампунь образовал подобие звезды, то на мужчин, и в его взгляде было отчаяние и мольба о помощи.
Это была его бутылка, и он сразу в этом признался.
— Еще не распечатанная, но, право же, уронил ее не я. Она стояла на полке рядом с мыльницами, щетками для волос и другими бутылками, — объяснял он.
— Пластмассовыми бутылками, — уточнил кто-то из клиентов.
— Я шел в аэрарий и никак не мог уронить бутылку, ведь я повернулся к полке спиной и держался за перила. И потом, когда она упала, я был уже у самой двери. Ее сбросили, и сделал это не я! — повторил Хуггенбергер.
— Слишком уж полка узкая, совсем узкая, — заюлил Траксель.
Остальные хранили молчание. Хуггенбергер по-прежнему стоял — нога у него дрожала — среди скользких, залитых шампунем осколков, преграждавших путь в аэрарий, лицо его покраснело. Вдруг он выкрикнул:
— Я не сбрасывал бутылку!
Никто не шелохнулся.
— Чего вы добиваетесь? Что вы от меня хотите? — спросил Хуггенбергер.
Они еще раз повторили, что стеклянным бутылкам не место в душевой, и будто случайно преградили Тракселю дорогу, когда он сказал, что кто-то все же должен бы собрать осколки.
Клиенты заявили:
— Это была его бутылка, а не наша.
Траксель молчал. На полке он заметил чистую щетку для волос и рядом закрытую мыльницу Хуггенбергера.
Один из клиентов направился в комнату отдыха, другой включил дальний душ, куда осколки не долетели. Ну а Траксель, тот просто отвернулся от Хуггенбергера.
— Пойду за веником, — пробурчал он себе под нос.
Хуггенбергер все еще стоял среди осколков в скользком слое шампуня. Он попытался было подтянуться, ухватившись за полку, но тут же понял, что полка его не выдержит, а калорифер слишком горячий, и потому опереться на него нельзя. Вдруг он заметил, что остался в душевой в полном одиночестве, и наступившая тишина испугала его; он мог бы выбраться из усыпанной осколками душевой через бассейн, но ему мешали перила. Наконец он на коленях пополз вперед, отгребая в сторону осколки, пока не заметил под лесенкой ведро. Тогда он зачерпнул воды из бассейна, смыл осколки и шампунь. Теперь он больше не рисковал пораниться. С трудом дотащился до умывальника, упершись в него руками, подтянулся, снял купальную простыню, завернул в нее мыльницу и щетку для волос.