Современная швейцарская новелла - Страница 132

132

Возможно. Но, несмотря на это, Кустер никак не возьмет в толк, он-то тут при чем: он успел тем временем перевести дух и еще разок приложиться к бутыли, теперь он вытаскивает желтый носовой платок и вытирает им лицо.

— Вашей задачей было бы… как вам сказать… — Штрайфф пытается подобрать верные слова, щелкая при этом пальцами. — Ну, скажем, вы должны создать благоприятную атмосферу. На меня должны обратить внимание. Ко мне должны чувствовать расположение. Большее, чем к другим. Я ведь не единственный, не правда ли, вы понимаете…

Да, он начинает догадываться, говорит Кустер и спрашивает:

— Вы суеверны?

— Суеверен? При чем тут суеверие?

Они смотрят друг на друга. Штрайфф слегка заливается краской.

— Нет, я так просто, — говорит Кустер и глядит на него долго, пока Штрайфф не отводит глаза в сторону, потом смотрит через окно на улицу, мимолетом на пол и лишь затем снова в неподвижное лицо Кустера.

— Оказать благоприятное влияние в целом… — Вот, наконец-то он нашел подходящее слово и может громко положить конец странной тишине и замешательству. — Ведь это вы можете, не так ли? Во всяком случае, должны уметь, у вас же есть эта особая способность, этот дар…

— Сила, — говорит Кустер. Да, она у него есть. И отхлебывает опять из бутыли.

Штрайфф снимает наконец темные очки, он опять может улыбаться, понимая, что они скоро договорятся.

— Вы просто вложете вашу силу в мою карьеру, господин Кустер. Мой успех — это ваш успех. Не правда ли? И если все будет в порядке, вы скажете мне, сколько я вам должен. О’кей? — И он делает наидружелюбнейшее лицо.

Кустер уже опять поднял бутыль.

— Не правда ли, это честное предложение, господин Кустер?!

Кустер прикладывает пробку к бутылочному горлышку, нежно вкручивает ее крепким большим и указательным пальцами и говорит, что берет он десять процентов от годового дохода.

— Что?! — восклицает Штрайфф. — Десять процентов! — Улыбка сползает с его лица, пальцы перестают играть очками.

Да. К тому же он хочет получать эту десятую часть наличными всякий раз в день Святого Мартина.

— В день Святого Мартина? А почему бы не в Вальпургиеву ночь? — говорит Штрайфф, тут же замечает, что совершил ошибку: Кустер пронзительно холодно смотрит на него внезапно сузившимися глазами, — и быстро соглашается: — О’кей, господин Кустер, как вам будет угодно, десять процентов всегда подлежат уплате в ноябре.

— Наличными. Одиннадцатого, — повторяет Кустер и, опершись на руки, поднимается с дивана, выражая опасение, можно ли действительно доверять сему соглашению.

Конечно! Само собой разумеется! Штрайфф вскочил. Это твердый мужской разговор. Джентльменское соглашение.

Кустер дает ему договорить, кивает, идет к двери, открыв ее, кричит: «Фрида! Фрида!» — и, не дождавшись ответа, закрывает дверь; жена, по всей видимости, все еще возится с остальными на картофельном поле, бормочет он и, высунув голову в окно, смотрит вниз во двор, зовет опять: «Фрида! Эй!», с улицы спустя некоторое время ему отвечает чей-то голос, он еще больше высовывается из окна: «Дора! Вы еще разве не готовы?» — и, не дождавшись ответа, кричит своей дочери, что за ужином у них будет гость, пусть Марио свернет шею дополнительной порции из курятника. И какие только отговорки ни придумывает Штрайфф — под конец он даже договорился до чрезвычайно важной, совершенно безотлагательной встречи, на которой непременно должен присутствовать, — крестьянин и заклинатель Йозеф Кустер упрямо отмахивается и настаивает на том, чтобы господин доктор отужинал вместе с его семьей: им ведь все равно нужно обсудить кое-какие детали в оставшиеся до ужина несколько часов, кроме того, господину доктору было бы, наверно, небезыинтересно познакомиться, так сказать, с его практикой, ну, например, с врачеванием руками. Или еще лучше с ворожбой. Да, пожалуй, это больше подходит для начала, есть что посмотреть. У него в руках появляется что-то наподобие маленького отвеса — никелированной штучки с блестящей зеркальной поверхностью на металлической нити; Кустер пододвигает стул, садится прямо перед Штрайффом — отвес висит между его широко расставленными ногами, чуть ниже колен, — начинает опять сопеть и, указывая на блестящий предмет, говорит: «Вот, господин доктор, смотрите внимательно сюда» — и закрывает глаза. Штрайфф, прежде чем взглянуть на неподвижный отвес, зависший между коленями Кустера, отмечает, что у того на лбу и на носу выступила испарина; у него нет ни малейшего представления о том, что сейчас произойдет, но тут предмет медленно приходит в движение, в самом деле, начинает шевелиться, оживает, он видит это совершенно отчетливо…

Вопреки установленному порядку доктор права Альфонс М. Штрайфф в том же году без проволочек был назначен капитаном подразделения, в котором до сих пор был одним из многих ничем не выделявшихся обер-лейтенантов. Одновременно началось в общих чертах то, что можно назвать совершенно безудержной карьерой молодого юриста Штрайффа. Так называемых счастливых случайностей становилось все больше, и Штрайфф приходил всегда в некоторое замешательство, когда знакомые и друзья в очередной раз получали основания поздравить его с новыми успехами.

Поначалу, и, кстати, без совета Кустера, а только лишь потому, что он держал нос по ветру, он вступил в нужное время в нужную партию. Потом он провел, как говорится, там и сям несколько совещаний, и прошло совсем немного времени, как он стал ставить условия. Никто не счел это наглостью с его стороны, напротив — для всех было очевидно: такому талантливому человеку нужно оказывать предпочтение и соответствующе его поощрять.

132