Современная швейцарская новелла - Страница 135

К оглавлению

135

Вздрогнув, Штрайфф почувствовал себя таким же молодым и здоровым, каким приехал полтора или два часа назад.

Потом он поднялся, совершенно одеревеневший, растерянный, пристыженный, и, молча, дрожа всем телом, нащупал дорогу через крестьянский дом на улицу, к своей машине, стоящей уже только наполовину в тени под ореховым деревом, а наверху, в мансарде, остались медленно сохнущие, медленно впитывающиеся в черное дерево потные следы его рук, а рядом с ними — темные очки, блестящие на матовой черноте стола.


Как уже было сказано, Кустер погиб спустя три месяца после этого восемнадцатого мая шестьдесят восьмого года под колесами грузовика — Йозеф Кустер, знаменитейший целитель и пресловутейший чародей тех мест, заклинатель болезней, врачеватель, знахарь, колдун, ведьмак, пьяница, крестьянин.

Йорг Штайнер

© 1980 by Jörg Steiner

ИСКУШЕНИЕ СВОБОДОЙ
Перевод с немецкого В. Седельника

В двадцать они уже совершеннолетние. — Директор вздохнул. Фройляйн Кемп подняла глаза от пишущей машинки, когда он, едва не задев ее, прошел к окну. — Что вы думаете о погоде?

— Думаю, удержится, — ответила фройляйн.

Он плюхнулся в кожаное кресло у стены, вытянул ноги; сюда директор пришел прямо из свинарника и не успел переобуться.

— Кто сегодня дежурный?

Секретарша опустилась перед ним на колени и вцепилась в верх голенища. Нет, к каблукам она не прикасалась: не хочет же он, чтобы она вымазала руки этой вонючей жижей. Она подняла раскрасневшееся лицо.

— Молодчина! — Он стряхнул с ног сапоги, швырнул их под стол для посетителей и стал смотреть, как краснота на ее лице отливает к скулам.

Она теребила пальцами брошку на блузке, застегнутой на все пуговицы. Он не против, если она откроет окно? Погода пока вполне приличная; она робко улыбнулась ему. Он сидел за столом и не спускал с нее потемневших глаз. Сильный, здоровый мужчина!

— Так кто же сегодня дежурный?

Она сверилась с расписанием.

— Мартин Кнехт, — сказала она.

— Мартин Кнехт, — повторил он.

— Да вы же и так знаете.

Директор встал, оперся руками о подоконник и стал смотреть в окно, во двор, покрытый галечником. Пусть она вызовет его, этого Кнехта; ключ лежит в сейфе. И пусть она ему скажет, что после ужина он может поиграть во дворе в вышибалу. Надо дать ему первое ощущение свободы, сейчас это очень важно.

Она неслышно прикрыла за собой дверь. Он постоял еще немного у окна, потом — все еще в носках — сел за письменный стол, взялся за телефонную трубку, помедлил.

Предстояла рядовая, обычная в детских колониях операция. Но где уверенность, что тебя не подслушивают? В таком деле надо заручиться поддержкой извне, на всякий случай. Трубку на другом конце сняла женщина, и он назвал себя:

— Келлерман, директор исправительной колонии в Брандмоосе. Да, вы не ошиблись, я его брат. Жду.

В трубке послышался голос Андре.

— У меня опять назревают события, Андре, — сказал он. — Опять критический возраст.

— Если бы ты мог просто задерживать их подольше, — сказал Андре и хохотнул: — У настоящей тюрьмы все же есть свои преимущества, тут воспитательные заведения не могут с ней тягаться.

— Только научатся как следует работать — и на тебе, отпускай, — вздохнул директор. — На сей раз речь идет о Мартине Кнехте, три года назад его в колонию доставил отец, собственноручно. Да, да, ты не ослышался, отец, а не полиция. Так сказать, в целях профилактики. Отец парня — трактирщик.

Секретарша стояла за дверью и слушала телефонный разговор. Она не решалась тихонько открыть дверь, взять из сейфа ключ и на цыпочках выйти из кабинета. Но куда прикажете девать чистые вещи, эти сапоги и носки? Она робко постучалась и вошла.

— Минуточку, Андре, — сказал директор. Прикрыв ладонью левой руки трубку, он смотрел, как секретарша набирает комбинацию цифр на дверце сейфа. Потом попросил ее присесть и снял с трубки ладонь. — Андре, я звякну тебе потом, денька через два-три. Это дельце мы непременно обтяпаем. Нет, уже не один, до скорого.

Он откинулся на стуле. Ну, что она слышала? И давно она этим занимается — подслушиванием под дверью? Зачем ей это надо? Он ей и так все растолкует. Пусть она раз и навсегда усвоит, что у него нет от нее секретов. А у нее от него? С ней можно быть откровенным?

Она кивнула, сделала глотательное движение, вид у нее был недоуменный. Ей и в голову не приходило подслушивать, она только хотела принести ему сапоги и взять забытый в сейфе ключ. Он может ей доверять, она целиком на его стороне. Она в курсе всех его забот, знает о неприятностях с воспитанниками и надзирателями, о зависти подчиненных и ненависти местных крестьян. Она же понимает: он у всех на виду! Стоит не выполнить плановое задание по сельскохозяйственным работам, стоит осведомителям не донести вовремя об очередной выходке колонистов, стоит угодить в подстроенную недоброжелателями ловушку — и расхлебывать кашу приходится ему одному. Жестокое обращение с животными, гомосексуализм, поджоги, доходящая до поножовщины вражда между подростками — кому же, как не ей, знать обо всем этом? Она покорно согнулась в кресле.

Директор кивнул, взял сапоги и носки, которые она оставила у дверей. Он верит ей, она и в самом деле понимает его, разделяет его заботы. Он предчувствовал, что они поладят, и благодарен ей. В сочувствии он не нуждается, для него важнее ее душевное расположение… Но они забыли о Мартине Кнехте. Есть трудности, с которыми ему, директору, не справиться в одиночку. Ему придется выпустить Мартина на свободу, если тот ничего не натворит до своего совершеннолетия. И вот тут ему пришла в голову одна мысль. Или, может, Регина Кемп считает, что Мартин созрел для освобождения? Можно ли вот так, ни с того ни с сего, вытолкнуть в жизнь парня, которого приволок сюда его собственный отец, причем по своей воле, без решения суда? Жизнь — тонкий, обманчивый слой цивилизации, а под ним вулкан, который в любую минуту может заговорить. У таких, как Мартин Кнехт, нет даже этого слоя. К тому же, если его освободить, он так и не успеет выучиться на механика. Скорее наоборот — станет официантом. Но разве официант подходящая профессия для швейцарца?

135