Бульканье разрослось до устрашающего рокота — БИТ в это время сидел в кресле, вконец обессиленный, подкрепляясь коньяком и одновременно прикидывая, что он сможет выручить за испорченную картину на очередном аукционе сюрреалистов. И тут он, к своему ужасу, заметил набухающий ручеек, текущий из холла в комнату. Проклиная эти современные, плохо защищенные квартиры, он стал искать в руководстве кнопку, которая могла бы укротить машину, остановить слив воды. Все безрезультатно; когда вода поднялась до лодыжки, он вывернул пробки. Урчание, бульканье, плеск тотчас прекратились. Само собой, Богостраст Изидор оказался в кромешной тьме. Панический страх объял его, и он выбежал из квартиры, чтобы вызвать слесаря-сантехника: нужна была немедленная помощь. В статистике БИТ, может, и разбирался, но вот в специалистах слесарного дела не разбирался совершенно. Первые четверо даже и не подумали снять трубку; пятый невнятно посоветовал, видно пережевывая ужин, обратиться к нему в ближайшие дни, а пока пусть господин… Как, простите, ваше имя?.. Богостраст Изидор Тайлькэс, сказал БИТ покорно и тут же вынужден был отвести трубку на полметра от уха, иначе от звенящего гогота, перешедшего в угрожающий рев, могли лопнуть барабанные перепонки. Уж не думает ли господин, что его можно дурачить! А?!
Ночь со вторника на среду БИТ занимался ликвидацией наводнения, одолжив для этого ведро, тряпки и свечи, так как при попытке снова ввинтить пробки машина немедленно начала плеваться водой. БИТ был уже до того измотан и раздражен бессонными ночами, что столь ответственное для него свидание все больше блекло и отодвигалось на дальний план.
Можно бы еще долго рассказывать о том, как Богостраст провел последующие дни, но лучше мы поведаем о его болезни и ее возбудителе. БИТ перенес тяжелое нервное расстройство, попытка выстирать белье в городском фонтане с помощью ядрового мыла кончилась обвинением в загрязнении общественных вод. Потом он вздумал купить в супермаркете стиральную доску и после нескольких тщетных разъяснений и увещеваний был вторично передан разгневанным директором в руки полиции. Позднее ему можно было инкриминировать еще и нападение на антикварную лавку, мимо которой пролег его путь из полицейского участка, где он подписывал протокол. В витрине рядом с допотопным граммофоном он увидел стиральную доску с ценником — семьсот франков чистыми. Богостраст Изидор стал наливаться краской и впал в буйство, антиквару с трудом удалось спасти свою жизнь, а вот его антиквариат в результате разгула Богостраста Изидора стал на заметную толику еще антикварнее.
Когда БИТ выписался из психиатрической лечебницы, была суббота, только, увы, тремя неделями позже свидания, и судите сами: вначале я утверждал, что БИТ всегда был бедолагой, а теперь и вам придется согласиться со мной. То, что он по сей день ходит в холостяках, и впрямь связано лишь с его немыслимым именем.
P. S. Впрочем, Богостраст Изидор Тайлькэс в силу врачебного запрета на все спиртное и себе в утешение превратился в страстного кофемана и приобрел автоматическую кофеварку. Правда, поговаривают, будто с некоторых пор он пьет кофе только в ресторанах, и посетители замечают, что при малейшем шипении пара БИТ прячется под столом…
Деревня находилась вдалеке от проезжих дорог, и не было в ней знаменитой гостиницы, где останавливались бы еще более знаменитые личности. А был лишь маленький железнодорожный вокзал. Такой маленький, что жители соседней деревни, куда как много о себе понимавшие, утверждали, будто на ночь его складывают и убирают.
Дома в деревне были такими, какими им и полагалось быть в настоящей деревне: опрятные, прокопченные солнцем, с яркими цветами в садах и оконных ящиках. Каждый дом обнесен забором, а на калитках — таблички, предупреждающие о злой собаке или же о том, что «просить милостыню и предлагать любые товары запрещается».
В этой-то деревне и проживал со своей семьей один человек, совершивший нечто неслыханное. Он купил себе на вокзале билет. Тут кумушки разом зашушукались, а уличная ребятня проводила его до вокзальчика. Начальник станции заметил об этом вскользь за столом для завсегдатаев, где он ежедневно разыгрывал партию в ясс с общинным курьером.
Учителя в деревне не было, иначе курьер вряд ли удостоился бы чести играть в карты с деревенской элитой. Школа находилась в соседней деревне, и зимой, когда дорогу заметало снегом, занятия в ней отменялись.
— Вот, значит, — обронил начальник станции между прочим новость неслыханную, — наш-то купил себе билет — и не то чтоб до соседней деревни или же до районного центра. Нет, он дерзнул махнуть аж в саму столицу.
Деревенские мужи недоверчиво закрутили головами, попытались втолковать человеку, что его намерение совершенно бессмысленно и к тому же подозрительно. С отцовских и даже дедовских времен еще никому не приходило в голову уезжать в этакую даль, а вот поди ж ты — все пристойно жили и в люди вышли.
Человек от своего решения не отступился, да, он купил билет и завтра утром уедет, подтвердил он. Ну-ну, рассудили общинные мужи, кто надумал в петлю лезть, того никакими силами не отговоришь, а ведь в окружной газете черным по белому пропечатано, какие опасности подстерегают в большом городе.
Да что он вообще в этом городе потерял?
Человек замкнулся, а кумушки зашушукались еще пуще.
На другое утро человек, препровожденный к вокзалу улюлюкающей ребятней, укатил.