Современная швейцарская новелла - Страница 17


К оглавлению

17

«Он носит шляпу, как дядя Йодок».

«Дядя Йодок любит гулять».

«Дяде Йодоку любой холод нипочем».

«Дядя Йодок любит животных, любит, дядя Йодок ходит с ними гулять в любую погоду, дядя Йодок ходит с животными гулять, дяде Йодоку любой холод нипочем, нипочем дяде Йодоку…»

Дя-де Йо-до-ку…

И когда мы, дедушкины внуки, приходили к нему, он не спрашивал нас, сколько будет дважды семь или как называется столица Исландии. Когда мы приходили к нему, он спрашивал: «Как пишется „Йодок“?»

Йодок пишется через два «о» и с одним «к». Самым главным в этом слове были два «о». Мы больше не могли слышать эти звуки, когда, дедушка у себя в комнате целый день повторял имя Йодок.

А он любил именно эти звуки и всегда повторял:

«Дядя Йодок пошол в костол…»

«Дядя Йодок хорошо поот…»

«Дядя Йодок подорил гормошку…»

Дело дошло до того, что он все слова стал произносить на «о».

«Додо Йодок продот к ном».

«Он умной чоловок».

«Мы подом зовтро к додо».

Или:

«Додо Йодок продот к ном домой».

«Он омной чоловок».

«Он хорошо голово».

«Он много знол».

Люди стали побаиваться и избегать дедушку, а он стал утверждать, что не знает никакого Йодока и никогда его не знал.

Мы все это начали. Мы приставали к нему с вопросами, кто такой был дядюшка Йодок.

Спорить с ним не имело смысла. Для него больше не существовало ничего, кроме Йодока. Он уже почтальона приветствовал словами: «Здравствуйте, господин Йодок».

Затем Йодоком он стал называть меня, а вскоре и всех остальных.

Это имя превратилось и в ласковое обращение, и в ругательство.

Обращаясь к кому-нибудь из нас в минуты нежности, он ласково произносил: «Мой дорогой Йодок».

Когда же дедушка бывал раздражен, то это слово принимало совершенно иной оттенок. «Проклятый Йодок», — говорил он тогда. Или же произносил более острую фразу: «Катись-ка ты к Йодоку!»

Он больше не говорил: «Я хочу есть». Вместо этого он произносил: «Я хочу Йодока».

Позднее он даже перестал употреблять слово «я», и теперь у него получалось: «Йодок хочет Йодока».

Он брал газету, разворачивал страницу «Йодок и Йодок» (Преступления и несчастные случаи) и начинал читать:

«В Йодоке произошел на Йодоке возле Йодока один Йодок, унесший двух Йодоков. Один Йодок ехал по Йодоку из Йодока в Йодок. Спустя небольшой Йодок на Йодоке возле Йодока столкнулись два Йодока. Оба Йодока были убиты на Йодоке…»

Бабушка затыкала при таком чтении уши и восклицала: «Я не могу этого слышать, я этого не перенесу».

Но дедушка продолжал свое. Он продолжал это всю свою жизнь, а жизнь его была очень долгой, и я его очень любил. И когда в конце любой фразы он произносил свое коронное «Йодок», мы оба всегда очень хорошо понимали друг друга.

Я был очень молод, а дедушка очень стар. Он сажал меня на колени и «йодоковал» про Йодока, то есть рассказывал мне историю про дядюшку Йодока. И я с радостью слушал эту историю. А все, кто был старше меня, но моложе дедушки, ничего не понимали и не хотели, чтобы он сажал меня на колени. И когда он умер, я горько плакал.

Я просил всех близких, чтобы на его могиле вместо имени «Фридрих Глаузер» написали «Йодок Йодок», как хотел дедушка. Но меня не послушали, хотя я очень сильно плакал и умолял это сделать.


Но, к сожалению, великому моему сожалению, эта история придумана. И, к сожалению, мой дедушка не был выдумщиком. И, к сожалению, он также не успел состариться.

Я был еще маленьким мальчиком, когда он умер, и я запомнил только, как он однажды сказал: «Когда был еще жив дядя Йодок…»

А бабушка, которую я недолюбливал, грубо оборвала его при этом: «Перестань ты со своим Йодоком…»

И дедушка замолчал, погрустнел и стал извиняться.

И тут я не выдержал — это был первый гнев в моей жизни, который я запомнил, — и крикнул: «Если бы у меня был дядюшка Йодок, я бы только и говорил, что о нем!»

И если бы дедушка так поступил, может быть, он прожил бы дольше, и у меня еще и сегодня был бы дедушка, и мы бы хорошо понимали друг друга.

О ЧЕЛОВЕКЕ, КОТОРЫЙ НЕ ЖЕЛАЛ БОЛЬШЕ НИЧЕГО ЗНАТЬ

— Я больше не желаю ничего знать, — сказал человек, который не желал больше ничего знать.

Человек, который не желал больше ничего знать, сказал:

— Я не желаю больше ничего знать.

Это легко сказать.

Это легко сказать.

А тут зазвонил телефон.

И вместо того, чтобы выдернуть шнур, что он должен был бы сделать, потому что не желал больше ничего знать, он снял трубку и назвал свое имя.

— Здравствуйте, — ответили на другом конце провода.

— Здравствуйте, — ответил наш герой.

— Сегодня хорошая погода, — сказал голос в трубке.

И наш герой не оборвал собеседника словами «Я не желаю этого знать». Он даже поддержал разговор:

— Да, да. Сегодня очень хорошая погода.

И тогда в трубке сказали еще что-то.

И наш герой тоже что-то ответил.

А затем он положил трубку на рычаг и сильно расстроился — оттого что теперь он знал, что на улице хорошая погода.

И тут он выдернул шнур и воскликнул:

— Я даже этого не желаю знать и хочу все забыть.

Это легко сказать.

Это легко сказать.

Ведь в окно светило солнце. А раз солнце светит в окно, это значит, что погода хорошая.

Человек закрыл ставни, но теперь солнце стало пробиваться сквозь щели.

Человек взял бумагу и заклеил стекла. Теперь он оказался в полной темноте.

И так он сидел долгое время. Потом в комнату вошла жена, увидела заклеенные окна и ужаснулась.

17