Чего только не болтают про Ваннера, мол, жестокий он, никого не жалеет, но, на взгляд Франца, это совсем не соответствует действительности. Труди и та вдруг задалась вопросом, а не Рут ли виновата, что в семье разлад.
Ранняя весна.
Франц возобновил субботние тренировки. Иногда вдруг пугает своим возвратом зима, но снег даже за городом не залеживается. В солнечные дни по-настоящему тепло, и Франц с удовольствием крутит педали до вечера, хочет побыстрей войти в форму. Он выбрал маршрут по Сицилии. В Голландии он бывал прежде, в Сицилии еще ни разу.
Сейчас март, не за горами июнь, нельзя замедлять темп, легкие, спина, мускулы ног, рук — все должно быть готово к нагрузке. Правда, с группой поедет врач, будет и машина, но ведь отправляешься в путь не затем, чтобы сойти с дистанции.
Франц систематически тренируется, как результат — отличное самочувствие. До чего же верно сказано: «Здоровое тело повинуется…», он тому пример.
Бюро «Ваттенрид и К°» по просьбе Франца известило жильцов о выселении в исключительно вежливой форме, убедительно обосновав необходимость данного, увы, вынужденного шага. Расчет оправдался. Жильцы, похоже, не в претензии, возражать и жаловаться, во всяком случае, никто не стал. Как выяснилось, сама объективная реальность за Франца.
Пожар, к счастью, не случился. Неужели в том фантастическом сне полыхал дом тети Лени? Ночь, толпа зевак, освещенные огнем лица. Все хохочут, бьют в ладоши. Пламя вздымается до крыши, и каждый раз, когда горящая балка, рассыпая искры, низвергается в бушующее море огня, зрители радостно кричат и ликуют. Народный праздник, всеобщая потеха, будто бы нет никакой катастрофы. Вдруг Франц очутился в подвале, где бесшабашные гуляки, растащив бутылки с вином, опорожняли их одну за другой. Ни пылающий наверху дом, ни вода в подвале, которая уже доходила до щиколоток, не мешали им веселиться. Мужчины подвернули брюки, женщины разулись, поставили туфли на лесенку, шлепают по воде босиком. Брызги, визги, всплески. Вдруг раздался женский крик: «Лягушка!» И все бросились ловить лягушку, но обнаружить ее не удалось. Кто-то с шумом свалился в воду, кто-то кряхтя поднялся, веселая кутерьма, все хмельные, промокшие до нитки. Дёльф тоже тут, забавляется от души. И Франц не отстает от других, такой же мокрый, разудалый, обнимает незнакомую девицу.
Он проснулся в отличном настроении. Эх, сесть бы сейчас на велосипед и покатить куда глаза глядят. Но нужно идти на службу. Ничего, июнь обязательно наступит. А вместе с ним Сицилия.
Судьба дома решилась. Франц выбрал капитальный ремонт. В этом он видит свой долг перед памятью тети Лени. Уважение к старшим и благодарность для Франца не пустые слова. Хоть и в новом обличье, дом будет хранить ее следы.
Однако не все гладко. Огорчают дочки. Вдруг заявили, что через год-другой хотели бы жить отдельно от родителей и квартира в отремонтированном доме — самое подходящее для них жилье.
Откуда у малявок такие мысли? О переезде не может быть и речи ни по моральным, ни по материальным соображениям. Вначале надо выучиться, выйти в люди. Сузи, младшая, в довершение всего, осталась на второй год в восьмом классе. «Ну и что, не вижу в этом ничего зазорного, — высказалась она. — У Ваннеров дети тоже вылетели из государственной школы». Ну, во-первых, не совсем так. Во-вторых, Видеркерам нечего равняться на Ваннеров. Сента, двумя годами старше, учится в специальной женской школе. На днях говорит: «Ну теперь у нас собственный дом, и мы сами себе хозяева». Подумать только — «у нас»!
Францу неприятно слушать их вздор. Какие же они еще несмышленыши, его дочки! Что-то родители проглядели, упустили в их воспитании. Ладно, утешает он себя, станут старше и поумнеют.
Тем временем акционерное общество «Ваннер» подготовило проект капитального ремонта.
Никто, даже Сильвио Кнутти, не опротестовал решение о выселении. Франц немного удивлен, в душе он приготовился к борьбе, тем лучше, все идет как по маслу. Ваннер и Ваттенрид умело повели дело. А объективная реальность есть объективная реальность.
Франц ничуть не огорчен, что Кнутти для него всего лишь имя и таковым останется. Ведь с ним лично Франц не знаком. Да и что за охота водить подобные знакомства?
Чудесная весна во многих отношениях. Безболезненно и незаметно, как бы сами собой, разрешаются проблемы.
Не откладывая в долгий ящик, Франц поставил в известность начальника, а для верности и вахмистра Санчи, что красного Кнутти, жильца из полученного по наследству дома, он на днях выселил.
Начальник, невозмутимый флегматик, спокойно закурил трубку, затянулся. «Так, так? Ну-ну». Вот и весь ответ.
Санчи, будто он в полном неведении, переспросил по телефону:
— Как, как вы сказали? Кнутти? А имя? Сильвио? Ясненько. Он в ПОШ? Нет? ЛМР? Хорошо. Возьму на заметку. Вы не знаете его новый адрес? Ничего, будет полный порядок.
Франц несколько разочарован. В репликах начальника и Санчи ему послышалось обидное равнодушие. Они и представить не могут, сколько усилий ему стоило избавиться от Кнутти. Возможно, успокаивает он себя, это равнодушие напускное, ведь в подобных делах всегда создается атмосфера секретности.
Во всяком случае, он, Франц Видеркер-Флюк, выполнил то, что вправе были от него ожидать.
© 1980 Éditions de l’Aire, Lausanne
Мне показалось, что в полутемном баре никого нет. Мы только что вернулись с прогулки по сосновому бору, и товарищ мой прилег отдохнуть. Он плохо выспался накануне в Коимбре, с трудом вел машину, и теперь его клонило в сон. Потому мы и остановились средь бела дня в этом загородном отеле: привлекательное с виду, продолговатое трехэтажное здание, спрятавшееся за соснами и зарослями бугенвиллей. Шоссе, ведущее к нему, петляет по плантациям черного винограда. Комфортабельные номера, место уединенное — все говорило за то, что выспаться здесь можно всласть. Мы все же погуляли немножко по сосновому бору и даже умудрились заблудиться: брели и брели куда-то, увязая в песке, пока какой-то юноша не вывел нас на дорогу к отелю. Потом я прошелся уже один по виноградникам: надо мной сияло нежно-голубое небо и заходящее солнце бросало на него янтарные блики.